Максим Голенко о творчестве и сотрудничестве с Украинским театром

По случаю старта нового сезона Taking the Stage УТ поговорил с режиссером Максимом Голенко о Мартине Макдонахе – авторе, который ежегодно занимает едва ли не самые топовые позиции в лонг-листе конкурса.

Беседовал Сергей Васильев

Одним из самых примечательных событий нынешнего театрального сезона в Киеве, несомненно, стал спектакль «Дикого театра» «Кицюня» по пьесе Мартина Макдонаха «Лейтенант с острова Инишмор», выпущенный при поддержке Британского Совета в Украине как один из победителей конкурса Taking the Stage.

Драмы современного ирландского классика у нас давно воспринимают как родные, с восхищенным недоумением обнаруживая похожесть его героев на украинцев. Но банально отметив эту близость менталитета, обычаев, исторических обстоятельств и национальных травм, постановщик спектакля Максим Голенко решился на довольно радикальный шаг, внеся в оригинальный текст уйму фраз, шуток, отголосков мифов и просто непосредственно угадываемых реалий украинской жизни.

Насколько допустимо такое дерзкое вторжение в ткань драматургического материала и на каких принципах строится работа режиссера с авторским текстом, по просьбе «Украинского театра» расспросил Максима Голенко театральный критик Сергей Васильев.

– Хочу начать наш разговор с достаточно общего вопроса: чем в принципе определяется Ваш выбор текста для постановки? Что является первотолчком, импульсом для выбора того или иного произведения?

Сначала все-таки присутствует интенсивное эмоциональное желание это ставить. И, конечно, в последнее время мне очень нравятся какие-то социально ориентированные вещи. Если это есть, я сразу за пьесу хватаюсь. Правда, стараюсь не слишком сильно хотеть. Потому что, если слишком сильно хочешь какой-то материал, то всегда случаются какие-то каверзы. Так что надо это желание гасить, как-то отстраненно смотреть на ситуацию.

Например, сейчас в Одессе, в украинском театре им. Василько, мы готовимся делать «Энеиду» Виталия Ченского. Это такая невероятная вариация на темы поэмы Ивана Котляревского. Очень современный материал, с сарказмом и болью рефлексирующий по поводу нынешних событий в Украине.

По сюжету, сгоревшая Троя — это Донбасс. Эней с друзьями, вырвавшийся оттуда на каком-то автобусе, пытается устроиться в современной Украине. Это до такой степени жестко и интересно, к тому же с таким едким юмором написано, что, кажется, должно найти отклик у зрителей. Фактор для меня, как ни банально, весьма важный.

– А как с Макдонахом получилось? Вы ведь, как я слышал, давно приметили этого автора и мечтали поставить его пьесы. За что Вы его так полюбили?

Да, увлекся я этим автором году в 2004, на волне бума спектаклей Сергея Федотова в пермском театре «У моста». Я достал и прочитал доступные тогда пьесы Макдонаха. И меня поразило, насколько они честные, жесткие, не иллюстративные. Я вообще не могу понять, как этот материал может не трогать. Но постановку невозможно было пробить ни в одном государственном театре. Даже достаточно лайтового «Калеку из Инишмаана», который сегодня идет едва ли не в каждом втором областном украинском театре. Это все-таки в значительной степени мелодрама, и украинским театралам этим близка. Другие же тексты Макдонаха и сейчас, в сущности, “терра инкогнита”. К ним относятся с большим недоверием.

Я имею опыт общения со многими директорами театров. Когда я приносил в театр эти пьесы, у них на лицах появлялось такое брезгливое выражение, словно я им жабу на стол бросил. Но постепенно, хоть со скрипом, пусть по чуть-чуть что-то меняется.

Как пример, расскажу вот что. Два года назад, когда мы играли с «Диким театром» «Вий 2.0» Натальи Ворожбит, на свою голову арендовав для дебюта сцену Национального театра им. Франко, то доходило до того, что некоторые актеры этой прославленной труппы с издевательскими криками срывали наши афиши и вообще демонстрировали гнев и ужас.

А недавно на сцене Театра им. Франко эту же пьесу играл Черниговский музыкально-драматический театр, и министр культуры рассказывал публике, какое это великое национальное достояние. А ведь прошло всего два года. Надеюсь, что и у Макдонаха спустя 15-20 лет будет светлое будущее.

– В Макдонахе, как я понимаю, Вас привлекает авторская честность.

Честность. Жесткость. И юмор — парадоксальный, черный.

– А в чем заключается, на Ваш взгляд, специфика его очень индивидуальной, своеобразной театральности? На самом деле, я лично сомневаюсь, что это крайне реалистический автор. У него все курсивно, преувеличенно. И мне кажется, что в своих постановках Вы эту “гротесковость” подчеркиваете. Начиная от «Королевы красоты» в киевском театре «Золотые ворота», где роль старухи отдаете мужчине, Александру Яреме. (И эта травестия придает всей истории несколько бурлескный характер). Она уводит от жизнеподобия, становится как бы опытным полигоном, где реальные, живые люди превращаются в сугубо театральных персонажей…

Макдонах для меня все-таки реалистический автор. Отношения между героями он психологически максимально точно прочерчивает. В какой бы гротеск мы не уходили, как бы ни баловались с персонажами, он все-таки не дает выйти за установленные им рамки, где предельно достоверные, иногда даже натуралистические обстоятельства действия чрезвычайно важны. Ведь тот же Ярема в спектакле очень точно выстраивает отношения со всеми иными героями. Но у зрителя, безусловно, остается и ощущение, что перед ним мужчина в юбке. Кстати, я видел постановки Макдонаха, принципиально решенные с яркой театральностью, и это казалось совершенно излишним: смыслы, заложенные в тексте, уничтожались. У этого драматурга все же есть строгие рамки.

– В связи с Вашими спектаклями по Макдонаху возникает еще один вопрос, особенно актуальный после «Кицюни», — о мере вторжения режиссера в авторский текст. Сохраняя в целом структуру пьесы, Вы ее насыщаете подробностями и приметами сегодняшней украинской жизни. Тут два момента. Какое право имеет режиссер так поступать с оригинальным текстом? И до какой степени это право распространяется?

В «Кицюне» мы, конечно, очень расширили свои полномочия, но благословил нас на это и наш британский куратор в программе Taking the Stage. Он сказал: «Ребята, ирландская история для вас абстракция. Неужели вам понятны все шутки, звучащие в этой пьесе? Для вас, на самом деле, что-то значит Томас Кромвель? Для того, чтобы это работало, надо подкладывать какие-то свои реалии». И я серьезно внял этому совету.

До «Кицюни» я, наверное, никогда раньше не проводил такие долгие застольные репетиции. Но мы посвятили по-настоящему много времени, пытаясь этот текст мять, адаптировать, дополнять. Мы реально искали собственные аналогии, в том числе исторические, событиям этой пьесы.

Мы сами волновались из-за того, что делали, но все же решили идти до конца. И проверить эту идею практически. Хотя и побаивались, как будут реагировать зрители даже на кличками котов — Бандера и Ярош… Но отступить означало капитулировать. Если не идти до конца, смысла не будет.

– Вообще Вы считаете важной провокацию в театре?

Да. Зрителя, который приходит в театр, надо изменить. Как ты этого добиваешься, какими способами, вопрос вторичный. Но зритель должен выйти после представления с другим ощущением, чем он входил в зал. Мне много дала поездка в Германию, где я увидел, как театр работает с авторским текстом. Никакая постановка по классике там не играется как историческая, всегда существуют жесткие привязки к современности.

– Но там все-таки, как правило, в театре работает профессиональный драматург, который и осуществляет такие переработки, перелицовывая хоть Шекспира, хоть Ибсена, хоть Чехова. Которые, замечу, и возразить против этих экспансий не могут, и конфликтовать с режиссером, естественно, уже не станут. Кстати говоря, я не думаю, что в «Кицюне» конфликт с Макдонахом происходит: ведь, действительно, между изображенной им Ирландией и нашей Украиной прослеживаются прозрачные параллели.

Мы это видели и хотели зрителям это донести. Хотя у нас уже был такой опыт: «Попы, менты, бабло, бабы» — перелицовка елизаветинской драмы Джона Вебстера «Герцогиня Амальфи».

– Я готов подтвердить, что это удачный опыт. Мне представляется, что здесь, как и в «Кицюне», экстраполяция тем и событий пьес на современную Украину уместна. А в случае с «Кицюней» это выглядит еще и смело. Даже слегка огорчает зал на этом спектакле. Он охотно откликается на шутки, но, кажется, не чувствует в большинстве своем их самоубийственный характер. Не понимая, что это жуткий сарказм…

И боль. Нас поразило, что эта пьеса адаптации под наши реалии вообще не сопротивлялась. Что касается зрителя… Он ведь воспринимает спектакль на нескольких уровнях. Кто-то, действительно, видит в происходящем только невероятный треш. А на другом уровне это пугает — есть и такие зрители, слава Богу.

Кстати, я над этой пьесой думал уже лет восемь, когда только появился ее перевод. И воображал, читая ее, о том, что может случиться с Украиной при определенных обстоятельствах. Грубо говоря, главный герой взял и грохнул Януковича.

Я не ожидал, что все это воплотится в реальности. И, может быть, даже к лучшему, что тогда не завершил эту работу.

– Есть ли у Вас планы, связанные с постановками драматургии Макдонаха, кроме уже осуществленных — «Королевы красоты» и «Лейтенанта с острова Инишмор», основы для «Кицюни»?

На данный момент я для себя макдонахиану исчерпал. Когда-то я очень хотел сделать «Сиротливый Запад». Возможно, еще дойдут до этого руки. Как и до «Человека-подушки». Я думаю, что, несмотря на появившиеся в пару последних лет спектакли по пьесам Макдонаха, этот парадоксальный драматург украинским театром по-настоящему еще не открыт.

– А то, что Макдонаха, наконец, стали ставить, — это мода или резонанс его текстов с нынешним временем?

Наверное, все-таки второе. Для многих эти пьесы когда-то стали потрясением, хотя бы благодаря уровню заложенной в них правды. Сейчас для нас он, возможно, даже немного вторичен, поскольку стала хоть как-то развиваться современная украинская драматургия, апеллирующая к реалиям нашей жизни. Макдонах уже воспринимается как классик. Таково мое внутреннее убеждение.

– На самом деле, это важная тема. Я не знаю, что предпочтительнее для театра: бесконечно, даже переписывая и обновляя, ставить классику или искать и воплощать современные тексты. По традиции современную драматургию поругивают, но дело в том, что ярких текстов, одновременно погруженных в гущу реальности и отстраненных от нее, соблюдающих какую-то философскую, если хотите, дистанцию с ней, действительно мало. Но ведь когда мы говорим о проблеме злободневной, горячей, то хотим видеть и ее бытийные измерения. В зеркальном отражении действительности на сцене лично я не вижу ни малейшего смысла.

Безусловно, тексты сегодня быстро стареют. Я, например, когда-то очень хотел поставить «Зернохранилище» Натальи Ворожбит. Это очень честная пьеса, но в свете того, что открылось в последние годы о трагедии Голодомора 30-х, не знаю, сможет ли стать такой спектакль событием.

Тексты должны попадать на сцену вовремя. Даже в «Диком театре» у нас уже были случаи, когда мы выпускали спектакль, и в момент премьеры понимали, что время пьесы ушло, ставить ее уже поздно.

– Вы наверняка сами редактируете тексты. А что в этом процессе главное — проверка на сценичность?

В сущности, именно так. Помимо этого, думаешь, как текст ложится на конкретных актеров.

В «Кицюне», скажем, многое придумали сами ребята. Например, самая политически острая сцена с тремя террористами, явившимися грохнуть героя, импровизационно сотворена самими артистами. Из их прекрасного получасового этюда мне оставалось только выбрать самое вкусное.

– Удается ли Вам знакомиться с современной драматургией? Следите ли специально за какими-то авторами?

Я не много пьес читаю. Но отслеживаю сам процесс. Если слышу какие-то позитивные отклики о новых пьесах, стараюсь их добыть. Хотя не злоупотребляю. Слишком много потрачено впустую на них времени — и много разочарований. Но есть авторы, грубо говоря, одной со мной группы крови. Естественно, стараюсь знакомиться с их новыми работами. Пьесами Наташи Ворожбит. Максима Курочкина. Вот услышал, что Наталья Блок сделала интересную версию «Кайдашевой семьи». Обязательно прочитаю.

– Закончу беседу, наверное, слегка глуповатым вопросом. А что считать современным? На что Вы ориентируетесь, не просто выбирая пьесу, а понимая, что настало ее время?

Конечно, это субъективное чувство. Я думаю, прежде всего, о том, что способно вызвать отголосок в зрительном зале. Это вовсе не обязательно должна быть современная драматургия. Время само актуализирует старые тексты. Как это, скажем, с «Хозяином» Ивана Карпенка-Карого произошло. Не внося в текст пьесы даже минимальные правки, мы с актерами Николаевского театра драмы и музыкальной комедии вытащили жесткие вещи о сегодняшнем дне, о его нынешних хозяевах.

– Когда-то в таких случаях любили цитировать сентенцию Георгия Товстоногова. О том, что идея спектакля находится в зрительном зале.

Уместная цитата. Мы воспринимаем эту мысль как банальность. А ведь в ней, действительно, заключена правда.

Джерело: https://www.ukrainiantheater.com